Персонаж

1. Основная информация
1.1. Имя персонажа:Альваро Фернандо Ортега Арройо
Покинув родину и изрядно подустав от привычки большинства людей коверкать или забывать длинные имена, часто представляется сокращенным Феро, дабы не загружать интеллект собеседника. Кличка "Меченый"
1.2. Статус: Страж
1.3. Способности: прирожденный стрелок, из числа тех, про которых говорят, что родился с луком в руках. Не знает промаха ни в стрельбе из лука или арбалета(предпочитает ростовой лук), ни в метании ножей. Обучался владению длинным мечом, булавой и алебардой на общих основаниях, но никаких особых успехов в этой сфере не достиг. Чего не скажешь о практике обращения с ножом, в которой Феро виртуоз, что, впрочем неудивительно, не зря же говорят, что кали привыкают к ножу раньше, чем к башмакам. Привычен и к уличным и к трактирным дракам с использованием подручных средств самыми неожиданными способами. Ну кто сказал, к примеру, что ложка существует только для того, чтобы хлебать ею суп, а конское дерьмо пригодно лишь на удобрение?
Маг созидания, хотя в его случае это выглядит насмешкой природы, которая словно эксперимента ради вложила Дар в человека, нрав, повадки, образ жизни и даже внешность которого ну никак не укладываются в общесложившееся представление о целителях. И хотя на талант матушка-природа, повидимому любопытствуя о результате эксперимента, не поскупилась, характер все же ярый ему противовес.  Феро терпеть не может возиться с травками и склянками, берется за них только если уж очень припечет, бранится при этом на нудную монотонную, скрупулезную работу так, что уши вянут,  старается завершить все поскорее, и вообще большую часть времени даже не вспоминает о наличии пресловутого дара. Явная неблагодарность к природе, поскольку помимо основных и очевидных способностей, дар созидания обеспечивает своего обладателя иммунитетом к псионике и относительной устойчивостью  к воздействию атари и арадайн, что весьма полезно при такой работе. Впрочем, Феро с легкомыслием южанина, считает, что ему попросту везет.
Свободно говорит и пишет на родном энто, и  на этаде, хотя от акцента так и не избавился. Довольно сносно может объясниться на ленто, учитывая сходство языков,, и кое-как на аване, после работы в Аванкасте. Но писать на них даже не пытался, да и написанное разбирает через раз. Благодаря хорошей памяти и живости ума, легко запоминает на слух разные словечки, на самых разных языках, умеет браниться даже на выламывающих язык говорах ашей и рунов, но никогда не имел усидчивости и охоты учиться языкам по-настоящему. Да и зачем - в любой стране мира чувствует себя как дома, и без стеснения объясняется языком полу-жестов полу-главных слов. Как при этом ощущают себя собеседники - не задумывался.
Хорошо плавает и ездит верхом, вынослив, несмотря на возраст и хромоту, все еще весьма ловок и подвижен, хотя предвидит свой закат уже не за горами.
Легко ориентируется на местности, любит лес и не испытывает проблем с выживанием, разведением костра, подготовкой ночлега, зашиванием дырок на штанах и тп. Опытный и азартный охотник, способный и следы разобрать, и дичь выследить, и подстрелить, и освежевать, и приготовить подручными средствами. И съесть, разумеется. Хотя и провести несколько суток без еды - тоже невелика проблема.
1.4. Имущество:
Предписанное долгом
Арр, вплавленный в браслет из кожи и бронзы на правом запястье, запаянный наглухо, так, что его невозможно снять. 
“Очиститель” стандартный, свернутый, в кисетообразном чехле у пояса.
Кольцо “сертификат” мага - бронзовое, простое, с довольно топорно вырезанными изображениями четырех рун давно забытого алфавита  (не зачаровано, но Феро суеверен).

Личное: довольно скудный ассортимент одежды, белья и сапог, переметных сумок, фляг, и прочего скарба, гораздо больший выбор пристяжных и поясных ремней, неплохая коллекция охотничьих трофеев и курительных трубок, и самая большая ценность - оружие: луки и ножи, его подлинная страсть, и то немногое, в чем он по-настоящему знает толк. Самые разные, от длинного, немногим уступающим мечу навахона, и его родной сестрички, милой сердцу каждого кали "колючки" навахи-мойоса, до граненых стилетов и коротких, острых игловидных метательных лезвий для скрытого ношения.
При себе, впрочем, обычно носит лишь свое излюбленное оружие - длинный составной лук, мощный и тяжелый, усиленный сухожильными стяжками по спинке и роговыми пластинами по внутренней стороне, (Уникальный в своем роде образец, полученный в результате сумасшедшей авантюры, которая тянет на сюжет приключенческой байки, из числа тех, которые Феро великий мастер рассказывать), и узкую наваху в голенище сапога.
Впрочем, если при нем не заметно иного оружия, кроме лука - это еще не значит, что его нет. Отправляясь на охоту за магами, или в ином случае, потенциально способном повлечь неожиданные неприятности, может носить при себе энное количество ножей, благо, знает уйму разных способов их прятать, и при надобности молниеносно пускать в ход.
Также к имуществу относится сивая кобыла(да-да, та самая, из поговорки) неизвестных кровей, то бишь обыкновеннейшая кляча, неказистая, ленивая и прожорливая, зато выносливая и терпеливая как ослица, хоть временами и такая же упрямая. Видимо в честь поэтического настроения первого хозяина носила роскошное имя "Звездная Пыль". Феро, недолго думая переименовал ее в Занозу, за склочный нрав, кобыла не возражала, на том и порешили. Так и существуют уже шестой год. Феро не менее полудюжины раз на дню грозится сдать ее на скотобойню,да еще и приплатить тому доброхоту, который ее возьмет, но до сих пор так этого и не сделал, и не сделает, о чем Заноза, похоже, преотлично знает.
Временами прилетает  Каррак - черный ворон, которого лет двенадцать назад Феро подобрал едва оперившимся птенцом, полгода кормил и выхаживал его сломанные крылышки. За это время он изрядно подрос, оперился, и стал учиться летать. Полностью оправившись, ворон улетел, однако, завел привычку возвращаться, иногда оставаясь подолгу, иногда нет. К имуществу он не относится, поскольку прилетает и улетает, когда пожелает, не знает никаких команд, и вообще совершенно не является ручным. Временами, Каррак каким-то образом иногда умудряется находить бывшего спасителя и вне дома, где-нибудь на тракте или в горах. Главное проявление дружбы состоит в том, что спокойно сидит на плече, принимает корм с рук  и даже не пытается выклевать при этом глаз.

2. Расширенная информация

2.1. Внешность
◦ цвет глаз: темно-карие
◦ цвет волос: темные с проседью.
◦ рост: 183 см
◦ телосложение: крепкое, поджарое
◦ особые приметы: несколько заметных шрамов на лице - на правой щеке и крае челюсти, на левой скуле и виске. Левая кисть стянута с тыла на ладонь большим выпуклым шрамом со стяжками, похожим на завязанную поперек ладони веревку. Хром на правую ногу из-за тугоподвижности колена, более заметно после долгой нагрузки или в сырую погоду. Сколько отметин под одеждой - никто не считал.
◦ общее описание: кали, он и в Хашаре кали. А вообще в молодости был весьма хорош собой, и за бабами побегал изрядно, и от них, бывало, тоже. Ходит быстро, говорит много, речь изобилует смачными словечками и красочными прибаутками. Щедр на эмоции, жестикуляцию и мимику. Одевается как придется, не особенно придерживаясь предписанных Стражам правил, за что временами получает взыскания, толку с которых в благом деле перевоспитания, естественно, меньше чем с козла молока. Чтобы волосы не лезли в глаза и рот - заплетает по пряди за висками в тонкие косицы, на рунский манер. Зачем-то постоянно носит в волосах мягкие совиные перья, но почему - не говорит. Собственно, это единственный вопрос, на который  всегда открытый нараспашку и словоохотливый лучник отмалчивается. 

2.2. Характер
◦ тип темперамента:взрывной, холерический. Мгновенно вскипает, но быстро отходит. Говорит что думает, не считая нужным трудиться выдумывать обходные пути, или что-то скрывать. Легко и часто ввязывается в драки. Не раздумывая даст в морду любому обидчику, зато потом с тем же удовольствием разопьет с ним же жбанчик самогона.
◦ страхи:
-всерьез боится старости, намного больше, чем смерти. Вид одиноких, нищих, слабых, больных, никому не нужных стариков, на которых он с избытком насмотрелся и в детстве - с возрастом заставляет его все чаще содрогаться от безочетного ужаса и разъедающей, как желчь, бесполезной жалости. Невыносимо жутко жить в мире, в котором однажды с тобой может произойти ТАКОЕ, и выбрасывать из головы эту мысль Феро научился лишь тогда, когда твердо решил, что не допустит этого, и сделает все, чтобы с ним такого кошмара не произошло никогда. Но страх тем не менее, от этого не прошел.
- Выраженная боязнь ограниченного движения. Замотать в одеяло, связать, или даже просто удерживать за обе руки - самый верный способ снести крышу. Будет биться в паническом припадке, пока путы не разорвет, либо пока сердце не лопнет.
- Суеверен. Причем суеверен выборочно, спокойно относится к числу тринадцать и ничего не имеет против черных кошек, но твердо верит в дурной глаз, (и, соответственно в кучу способов уберечься от сглаза), никогда не поворачивается спиной к морю, даже в случае крайнего голода - и пальцем не притронется к еде, если ее готовила рыжая женщина, а прощаясь с кем-либо кому желает добра непременно, пусть и украдкой, но все-таки плеснет воды на дорогу.   

◦ общее описание:

- Сир, супруг мой! - королева, казалась взволнованной, и непрестанно сжимала пальцы одной руки в ладони другой. - Вы должны немедленно убрать этого отвратительного типа! Я не могу этого больше терпеть. Не далее как полчаса назад, я видела, как он хлестнул Айдана по рукам хворостиной. Наследного принца! Это уму непостижимо,в Хашаре он бы уже жарился на солнце, заживо поедаемый черными муравьями.
- Мальчишкам нужна твердая рука - рассеянно отозвался король, не отрываясь от чтения какого-то свитка.
- Твердая? Но сир, это же прямая измена!
- Обучение приносит тем более богатые плоды, чем жестче наставник выпалывает сорняки лени и неумелости. - наставительно заметил король, отрываясь, наконец от свитка. - Ортега- лучший лучник, которого я когда-либо видел, а видел я, поверьте, душа моя, немало.
- Не спорю, пусть он по-прежнему обучает лучников, но его и близко нельзя подпускать к детям, к принцам, сир! - воскликнула королева, почти в отчаянии. Она видела, что король недоволен тем, что его отвлекают, и возмущение ее сейчас звучало, как мольба
- Почему нельзя было найти наставника из благородных воинов, неужели мастерство может окупить такой отвратительный характер? Разве можно допускать к принцам такое отребье? Он же настоящая дворняга, и носится с ними как со своими щенками! Невежественен, неотесан, говорит все, что придет ему в голову, не стесняясь в выражениях! Бабник, хам, задира, чему он научит наших сыновей помимо стрельбы из лука, супруг мой? Чуть что - лезть в драку? Сквернословить? Пить? Спорить и нарываться? Он не имеет ни малейшего понятия об этикете и правилах, не уважает ни дворян, ни дам, и даже над святой нашей верой, сир, над служителями Ариста насмехается такими словами, что я и мысленно повторить не осмелюсь!
-  Помимо него, у принцев достаточно благородных наставников, и достаточно примеров достойного поведения перед глазами, в том числе и в лице их родителей. - сухо возразил король. - Я не считаю, что моих сыновей способно сбить с пути истинного поведение одного из многих, тогда как в их обучение вкладывается столько усилий.
Королева запнулась. Наводить мужа на мысль о том, что сыновья хотя бы теоретически могут вырасти не идеальными в его понимании потомками, было ошибкой, и она не хотела, чтобы он вновь гневался на детей. И в то же время - язвительного, невоспитанного, откровенно опасного лучника надо было убрать как можно скорее. Ведь всем известно, как притягательно для мальчишек все запретное, все, что отдает терпким ароматом порока и скабрезности.
Сегодня, помимо увиденной ею сцены, она еще и узнала новость, которая повергла ее в шок - о том, что не далее как вчера этот отвратительный тип втихаря устроил принцам побег в город. Обоим, даже маленькому Элиану, подумать только! Как он это провернул, она даже представить себе не могла, но один из стражников, которых она привезла с собой еще со своей родины, и преданных лично ей, увидел их, совершенно случайно, и не задержал только потому, что побоялся скандала, не зная, с ее ли дозволения они там.. В городе. Ночью. Мало того - спаси благой Арист - в каком-то грязном кабаке, выряженные в какие-то жуткие обноски! Принцы! Ее мальчикам бы в жизни такое в голову не пришло, ведь их растили добропорядочными и благовоспитанными, а тут...
Еще не прошел шок от известия о кабаке, как новая мысль ужалила королеву в самое сердце - мысль о том, что с неугомонного кали сталось бы потащить детей и в бордель, ведь Айдан уже в том возрасте, что...! О, Арист, благодетель! Хорошо еще муж не узнал, а что если узнает? Или они решат повторить вылазку и попадутся? При мысли о том, что тогда сделает король с сыновьями, королева пошатнулась, и почти взмолилась.
- Он кали, сир, возлюбленный супруг мой, кали! А все кали - продувные мошенники, воры, разбойники которых даже на порог приличных домов пускать не следует! 
Король с мученическим видом поднял глаза, всем своим видом выражая стоическое терпение, отложил свиток, и поднялся, беря жену за руку. Не то, чтобы очень хотелось, но так, он знал, она успокаивалась быстрее.
- Душа моя, вы безусловно правы. - заговорил он примирительно. - Ортега, безусловно, дворняга. Дворняга, которая слишком много лает, бегает где попало, непритязательна на вид и вообще даже находиться не должна рядом с породистыми псами. Но.. - король приподнял голову жены за подбородок, чтобы она смотрела ему в лицо - Но за своего хозяина, или, как вы говорите - щенков, дворняга не раздумывая бросится даже на медведя, тогда как гончие только лаять будут, собравшись в кружок. Вы понимаете? Наследникам короны необходимо как можно больше по-настоящему преданных людей, на этом зиждется твердость трона, а это важно, ибо я не буду жить вечно.
Дрожь пробежала по телу королевы, и король, успокоительно погладив ее руки, улыбнулся.
- Ортега кали, вы правы. И правы, что народ этот не подарок. Но он принес присягу, дал клятву верно служить мне и моим сыновьям. А кали скорее умрет, чем нарушит свое слово. Будьте покойны, принцам ничто не угрожает.
Так беседовали как-то раз король и королева, в покоях замка, а в то же самое время, на импровизированном стрельбище в глухом отдалении замкового сада - высокий для своих лет юноша, и мальчик лет пяти носились наперегонки в облаках пыли, как самые обычные мальчишки, пользуясь полным отсутствием привычного надзора и вечной необходимости  держать себя степенно, сообразно положению. А небрежно развалившийся на каменном парапете высохшего фонтанчика, смуглый, черноволосый человек с глубокими шрамами на лице, покуривал трубку и посмеивался, наблюдая за их возней, время от времени что-то покрикивая.
И не лишним будет отметить, что, как случается довольно редко, в этом споре августейших супругов, относительно нравов и повадок Феро Ортега, правы были оба.

2.3. Биография
◦ дата рождения: 5 день Стража 1341 год. Сам знает лишь год и месяц.
◦ место рождения: Где-то в окрестностях Ароальдо.
◦ общее описание: Феро являет собой ярчайший пример того, как наследственность превалирует над воспитанием. И того, что природа временами любит пошутить, заодно.

Когда к дверям аристианского приюта, торчавшего, точно зуб в носу, на продуваемом всеми ветрами, замусоренном пустыре на окраине Ароальдо, подкинули очередного младенца, на вид - не больше месяца от роду, он ничем не отличался от множества прочих подкидышей, которых благодаря страстному темпераменту кали, в сочетании со строгими обычаями, не приветствующими появления бастардов, в этих краях всегда было с избытком.
Кормили в приюте как и чем придется, а бывали дни, что и вовсе ничем, кухарь был великим мастером по варке пустой серой похлебки с обрезками жил на лежалой муке, и водянистой чечевичной каши, которая временами снится бывшим воспитанникам даже по прошествии десятков лет.
И не то, чтобы это делалось намеренно, как можно?! Просто, как это бывает в Кальенте, щедрое содержание, положенное приютам матерью-церковью куда-то постоянно испарялось еще до того, как доходило до дьякона-распорядителя, который всякий раз искренне изумлялся этому факту, сокрушался, пуская слезу о несчастных сиротках, да смахивал оставшиеся крохи в свой бездонный кошель. Ну, право слово, а на что эти жалкие гроши могли еще сгодиться, на них полсотни ртов и дня не прокормишь, а самому тоже жить надо.
По факту приют содержался на нищенские пожертвования окрестных жителей, ту их часть, которая избежала загребущих лап мелких и крупных шишек местной наместнической стражи, требовавших все большие взятки за разрешение на торговлю священными маслами и водой, бессовестно покушаясь даже на проценты с доходов за таинства, которые монахи в поте лица своего вершили в маленькой церквушке за приютом. Это вызывало поистине праведный гнев. Ведь всем известно, что святые таинства, разумеется, бесплатны, а что платят, ну так то чистосердечная благодарность паствы, которую грешно и цинично облагать налогом! Не говоря уже о том, что и от пресловутой чистосердечной благодарности паства в последнее время так и норовила уклониться, несмотря на настойчивые намеки святых отцов.
Это глубоко печалило и дьякона-распорядителя, и монахов-воспитателей, и недостаток благ материальных они вдохновенно и со рвением возмещали благами духовными. Всем ведомо, что младые умы невинны и уязвимы, перед тлетворным влиянием мира, греховными поползновениями и потребностями бренной плоти, которые так и норовят утянуть невинную душу на темный путь греха! Потребно защищать юные создания от всяческого искушения и соблазна, и святые отцы не жалели себя на этом благом пути, сражаясь с малейшей тенью греха молитвами и подручными средствами типа "розги моченые" и "прут кизиловый, обыкновенный".
Порка, как и вечное чувство голода, были привычной частью жизни, так, что воспитанникам и в голову не приходило, что бывает как-то по иному. Порка была расплатой за любую провинность, но почему-то провинностей - от случайных происшествий и безобидных шалостей, до намеренных каверз, меньше не становилось. Напротив, среди мальчишек было делом первейшего азарта провернуть свое, и даже если попался - то порка лишь подтверждала сей подвиг в глазах остальных воспитанников. Святые отцы выбивались из сил, и удваивали наказания, противостояние с греховными поползновениями Предателя, проявляющимися ежеминутно, от малейших мелочей, серьезных и даже кощунственных проступков, было непрерывно, бесконечно и являло собой путь высокого служения Истине.
Подкидыш, как это обычно делается, за неимением собственного имени, был наречен монахами, и получил гордое имя Альваро Фернандо Ортега, в честь благословенной памяти героического не то деда не то прадеда одного из местных толстосумов, павшего в незапамятные времена где-то в песках Хашара. (Всем известно, для чего монахи применяют сей испытанный прием? В случае с Феро, однако, вышла осечка, ибо толстосум и не подумал расщедриться на пожертвование, а на благостные речи святого отца, разливавшегося о том, как трепетно церковь хранит память о героях, отвечал лаятельно и неблагочинно. Оказалось, что пресловутый предок состоял дедом не самому несговорчивому толстосуму, а его первой супруге, редкостной скандалистке, после кончины которой которой он уже не раз заказывал благодар... то есть заупокойные молебны. И более того - все тот же предок имел несчастье не героически пасть в бою, а совершенно нелицеприятно для благородного человека испустить дух со спущенными штанами вследствие дизентерии. Редкостный конфуз вышел.) 
Рос он обыкновеннейшим ребенком, как и десятки других, любопытным, своевольным, упрямым, и изобретательным непоседой. За проказы и непослушание бывал регулярно бит, хотя зримых плодов сия благотворная процедура не приносила.

Однажды, восьми лет от роду, был застигнут ночью за преступным подливанием чернил в бутылочку орухо, к которой воспитатель, брат Доминго, имел обыкновение прикладываться по вечерам, разумеется исключительно с целью поправки здоровья. В попытке сбежать от наказания, мальчишка выпрыгнул в окно, приземлился крайне неудачно, босой ногой на брошенные кем-то грабли, взвыл, и убежал, оставляя за собой отчетливый кровавый след.
Святые братья, вооружившись фонарем, отправились искать злоумышленника, но через несколько метров кровавый след оборвался, словно беглец исхитрился улететь. Разумеется, такое преступление не могло остаться безнаказанным, и были предприняты активные поиски. Каково же было изумление святых монахов, когда преступник обнаружился  там, где и не думали его искать - на собственной кровати, пристроившись с краю от спавших там по обыкновению, пятерых, помимо него, мальчишек. Более того, негодник мирно спал, хотя руки заляпанные чернилами и скомканная под табуретом перепачканная одежда неоспоримо свидетельствовали о его вине.
Однако, когда мальчишку выволокли из-под одеяла для справедливого воздаяния, обнаружилось нечто, отчего святые отцы чуть было не позабыли о розгах- а именно, стопа у пацана оказалась пропорота двумя грабельными зубцами почти насквозь, и раны были самые настоящие, но крови из них не текло ни капли, и более того, походило на то, что он не только не испытывает боли, но и вообще не ощущал никакого дискомфорта. Кроме, разумеется, ожидания порки.
Дьякон-настоятель возгласил, что сие есть не иначе, как чудо всемилостивого Создателя, целительный дар, позволивший мальчишке каким-то образом остановить кровь и снять боль, и, как ни странно, оказался прав. Призванный на следующий день Страж подтвердил, что в мальчишке проснулся дар Созидания, должным образом это зарегистрировал, и уже собирался, как и полагается, забрать его с собой.
Однако, вышла заминка. Монахи воспринявшие сие чудо за дарованное лично им, и уже вознесшие благодарственную молитву, восприняли это намерение, мрачно переглядываясь, и вовсе не собирались отдавать обнаружившийся трофей.  Вопрос решился просто, как обычно решаются почти все дела в Кальенте, путем взятки и доброго вина. Впрочем, Страж немногим рисковал, и, хотя прекрасно знал, что для того, чтобы должным образом воспитать и обучить мага одной религии мягко говоря, недостаточно, и задача сия окажется святым отцам не по зубам, понимал также,  что мальчишка все равно никуда не денется, так пусть пока получит начальное образование, раз уж  и так находится в ведении церкви.
Монахи же, окрыленные своей победой в переговорах, и уверовав, что им представилась редкостная возможность вырастить из него истинное чадо божье, с утроенным рвением взялись гранить этот неожиданно свалившийся на них бриллиант, всеми способами, которые только могло подсказать воображение, дабы превратить непоседливого бузотера и задиру в кроткого и благостного агнца.
Проще говоря, его принялись усиленно пичкать знаниями, и в дополнение к обычной программе обучения, которую проходили все воспитанники его лет, разработали целую программу, состоящую из высшей степени добронравных историй из жизни, философских наставлений мудрецов, признанных авторитетов по воспитанию юношества, свидетельств о житиях апостолов, чудесах и проповедях самого Провидца Николая, и помимо всего прочего, вслух зачитывали и толковали, разъясняя для детского ума Священное Писание, стремясь насадить в неопытную эту душу семена всепроникающей истины и веры.
При таком подходе, по всем логическим  канонам, усиленным, к тому же, должными порциями молитв и постов, Ортега должен был превратиться в светоч всех мыслимых добродетелей, который взойдет в лоно матери-церкви как избранный, наделенный божественным даром и сопровождаемый восторженными славословиями исцеленных им людей, чем, соответственно, принесет несказанный почет и своим воспитателям.

Однако на деле, возвышенные тщания монахов потерпели сокрушительный крах.
Мальчишке не было никакого дела до светоносных идеалов веры, на молебнах он зевал во весь рот, на проповедях либо дремал, либо развлекался как мог, путем запуска в среду благочинной паствы всяческой пакости вроде жуков, пауков, мышей, крыс и ужей, подбрасывания пиявок, кощунственной стрельбы косточками по темени проповедующего, организации тараканьих бегов с приятелями и тысячи других проказ, несовместимых с душеспасительными размышлениями, к коим призывала проповедь. 
Наказания ужесточились, но проклятущий бузотер и не думал угомониться. На каждое наказание он, словно бы из принципа отвечал еще более зловредными проказами, причем даже не думая скрываться.
Братия молилась денно и нощно, о ниспослании сил в борьбе против Предателя, чье тлетворное дыхание так прочно угнездилось в невинном на вид ребенке. Однако, Арист, повидимому что-то напутал, вместо просимой помощи решил подвергнуть своих чад очередному испытанию, и ниспослал этому самому ребенку коротенький игрушечный лук. Да еще и не каким-нибудь громовым раскатом или лучом слепящего света, а, посредством мерзопакостного старикашки, бродячего кукольника и изготовителя игрушек, которого святые братья на свою беду согласились приютить в жуткую грозовую ночь. И все бы ничего, в конце концов многим мальчишкам достались от старикана гостинцы - кому деревянный меч, кому игрушечный рыцарь, кому непонятной породы страховидло, изображающее не то дракона не то его преосвященство епископа Габриэля Лоренсо Монтойя дель Молина за вечерней трапезой. И ни с кем не было проблем, кроме этого мальчишки, притчи во языцех, призванной, чтобы испытать их веру и стойкость.
В первый же день негодник сбил коротенькой стрелкой ни в чем неповинного воробья, сидящего на оконном ставне, угодил в глаз кошке кухаря, развлекался расстреливая, о ужас, светоносных каменных голубей над благостной Аристовой свечой, и в довершение всего - злодейски подстрелил самого дьякона-распорядителя, угодив ему в мягкое место пониже поясницы. И хотя стрелки были игрушечные, просто палочки с обожженным кончиком, и человеку навредить бы не могли - вопиющее кощунство этого покушения вызвало бурю негодования.
Игрушку, разумеется, разломали и утопили в выгребной яме, мальчишку наказали, но с того дня что-то бесповоротно изменилось, и даже самым восторженным из святых отцов перестало хватать благостного терпения.

Через два года такой жизни Феро решил, что сыт по горло заботами духовной братии, и что он более чем достаточно настоялся и коленями на горохе, и столбиком на тумбе посередь двора, насиделся карцере, натаскался угля, надраил полов, начистил сковородок и натерпелся палок с розгами. Хоть старшие мальчишки, то есть, те, кто старше десяти, и имели право выходить из приюта, часто ходили по поручениям, или их отправляли помогать кому-то в городе, но, тем не менее, ему этой порции было явно мало.  А сделав сей судьбоносный вывод - он попросту сбежал из приюта отмочив напоследок пару прощальных каверз, чтобы монахи меньше скучали.

Однако, вольной жизни ему, как оказалось, в ближайшем будущем не светило. Не успел он даже проголодаться, как нежданно-негаданно перед ним, словно из-под земли вырос человек с огромными, мохнатыми как щетки, черными бровями и хмурой физиономией, и ткнул ему в нос руку с роскошно изукрашенным золотым браслетом, и велел идти с ним.  Поначалу он даже не понял, чего от него хотят, хоть и сообразил, что человек этот - Страж, и вспомнил о том, что у него вроде бы тоже есть дар, когда тот, недовольный его тугодумием, ухватил за шкирку и спросил - пойдет ли он сам, или предпочитает, чтобы его поволокли волоком.
Сколь бы ни был Феро отчаянным мальчишкой, но попытка сбежать от Стража была бы уже не храбростью а чистым идиотизмом. Только глухой не слышал жутких историй о загашенных магах, сходивших с ума или умиравших в страшных мучениях.
Хотя знай он заранее, что его ждет - возможно и попытался бы.
И дело было даже не в учебе или муштре, все равно по сравнению с условиями и расписанием жизни в приюте, ученики стражей, можно сказать, благоденствовали, хотя все как один ворчали на дорассветные пробудки и бесконечную муштру.  Зато тут не было бесконечных, изматывающих церковных служб на которых приходилось стоять столбом так, что затекали ноги, а здешняя физическая подготовка, включавшая все возможное, от бег с препятствиями до обучения владению оружием,  - это было интересно и весело, и даже боль в мышцах была почти сладкой, по сравнению с таковой же от бесконечного перетаскивания угля и прочих милых особенностей приюта.
Не говоря уже о том, что раз заполучив в руки настоящий лук, Феро ощутил себя так, словно обрел крылья, и с первого же выстрела понял, что мечи, булавы и топоры всего мира как-нибудь обойдутся без него. Лук  точно жил в руках, и мальчишка, во всех иных дисциплинах не отличавшийся особыми успехами, с первых же выстрелов стал удивлять, даже видавших виды Стражей.  А когда однажды за обедом Феро запустил вилкой в крысу, и попал, мастер-лучник, заинтересовавшись, решил проверить, не случайность ли это, но и ножи, всех форм и размеров, и вилки, и бритвы, и ножницы, и даже позаимствованные эксперимента ради в мастерской долото и  сверло - летели точно в цель, точно Ортега вкладывал их рукой. Как это у него получалось - Феро и сам не знал, но наставник был впечатлен, выделив талантливого ученика среди остальных - занимался с ним уже на совершенно ином уровне, дабы вырастить из него настоящего мастера, и уроки по владению любимым оружием стали для мальчишки самыми интересными на свете.
Да и теоретические занятия, по большей части, были интересными, во всяком случае, о дальних странах, былых войнах, старинных легендах, морях и животных он слушал с горящими от интереса глазами, и искренне возмущаясь тому, что в приюте на все это интересное в приюте почему-то не преподавали, обходясь лишь минимумом дисциплин, да и то - лишь в качестве придатка к доминирующему над всем богословием.  Этой кары небесной, то бишь богословия, не удалось избежать и здесь, хотя по сравнению с приютом, оно, конечно, было лишь каплей в море. Но чистописание, языки, арифметика, геометрия, философия и прочие премудрости, которыми тут принялись энергично дополнять приобретенные в приюте азы, были поистине тягостным явлением. Они не увлекали воображения, а без этого - оставаться в неподвижности с изображением внимания на физиономии слишком тяжкий труд, и начались наказания и здесь. 
И, хотя наказывали Стражи по-иному, иной раз Феро предпочел бы простые и понятные розги святых отцов обязанности бесконечно чистить, мыть, сушить и строгать какие-то травки и корешки для мастера-целителя, глотать пыль в архивах библиотеки за переписыванием текстов старых книг, или часами, обливаясь потом, в кромешной темноте дробить в ступке какие-то, не терпящие света и прохлады кристаллы для мастера артефактов.

Но все это было лишь цветочками, потому что главной ягодкой, занявшей самое большое место в его обучении было целительство. И если устройство человеческого тела, всякие особенности, поучения о ранах, ожогах, переломах и болезнях, занятия в гулких, холодных подземных комнатах для мертвых, или в примыкавшем к церкви храмовом лазарете были еще более ли менее интересны, то практическое зельеведение, все эти опротивевшие, бесконечные травки, корешки, насекомые, змеи, пыльные талмуды, пробирки и реторты, экстракты и настойки, вся эта долгая, нудная, кропотливая работа, требовавшая бесконечного терпения, вызывала у него поначалу раздражение, потом тоску, а потом одно только желание - расколошматить голову об стенку, а от одного лишь вида лаборатории хотелось выть дурным голосом.

Лишь через семь с лишним лет,  эта каторга, наконец, закончилась, и Феро, дожидавшийся этого, как узник-освобождения, уже готов был вылететь из клетки, как вдруг на него обрушилась настоящая катастрофа. А именно - необходимость принятия обетов.
Обетов?!!!!
Возможно, искренне верующие юноши давали их легко и чистосердечно. Но Феро, который до  тошноты насмотрелся на монахов, презирал ханжество и святош, их медоточивую благость и скрытое тщеславие, не стеснялся высмеивать их самыми едкими словами, и до сих пор считал часы до того, чтобы наконец избавиться от церковников, осознав что ему(!) предстоят те же обеты, что и священнослужителям, в запале проорал такое, что был без обиняков сграбастан под белы рученьки и безжалостно высечен шипастым батогом,  крайне редко применяемым но весьма зрелищным видом кнута, известным тем, что вырывает кожу с мясом, иногда до самых костей.  После того, как оказалось, что все-таки жив - был брошен в карцер, где провел на три месяца на хлебе  и воде, дабы охолонул, и впредь думал, прежде чем разевать рот.
Урок пошел впрок, но лишь отчасти. Жизнь казалась беспросветной пустыней. В семнадцать лет, когда в крови кипит жар юности, голова идет кругом, сердце готово взлететь в предвкушении, некоего чуда, и весь мир кажется открыт для тебя нараспашку - вдруг разом лишиться всего, и до конца жизни быть обреченным тянуть унылую лямку на побегушках у той самой церкви, от которой он так жаждал наконец избавиться. Не изведать ни веселых кутежей, ни безоглядного веселья, ни головокружительного опьянения юной любви…  Никогда?  Зовущих, многообещающих, загадочных взглядов девушек, жарких поцелуев, горячей дрожи объятий, восхитительных изгибов под руками, трепетных стонов у своих губ, всего того, чем полны были беспокойные, мучительные и сладостные ночи взрослеющего юноши… все это… никогда?
Никогда?
Это было страшно. Это была уже не жизнь.  Но смерть, была еще страшнее. Да и кому захочется попросту подыхать в самом разгаре собственной юности, ни за что, как бездомный пес, не успев собственно, даже увидеть и попробовать эту самую жизнь как таковую.
А из двух зол выбирают меньшее.  И хотя наверное даже мертвец на собственных похоронах казался бы весельчаком, по сравнению с Феро, в день, когда он принес обеты и получил кольцо, тем не менее, он все же был жив. И все же ступил в этот мир, хоть и не так, как мечтал.
Обязанности Младшего стража, которым он стал в девятнадцать лет, пробыв на побегушках, то есть в помощниках, всего два -  утомительны, бесконечны, зато разнообразны. Это было единственным, что не свело с ума на первых порах. Так что кое-как притерпелся. Однако, полюбить свои цепи, свои кандалы, эту церковь и братство, стражей, их работу и обязанности - он так и не смог. И день за днем, все больше разрывался, осознавая, что приговорен влачить этот жребий до конца жизни.

Однако, однажды случилось событие, подтолкнувшее его к решительному повороту в собственной жизни.
В начале 1361 года,  в базарный день, Ортега  заметил странного человека, торговца какими-то мазями, маслами и притираниями, от лавки которого за милю несло запахами амбера, корицы, сандала, розового масла и прочего. Магией ни от него, ни от его товаров и не пахло, и, казалось бы, совершенно нечему тут было привлечь внимание, Стража, пусть и Младшего, и подневольного заодно. Но человек этот, смотрел на него не отрываясь, так, что под его пристальным взглядом, юноша, в конце концов, почувствовал себя неуютно. А поскольку с детства отличался прямым нравом, то не поленился, подошел и напрямик вопросил, чего это мил человек на него таращится.
Тот, рассыпавшись в извинениях, пояснил, что не осмелился, поскольку, хоть сходство и поразительное -  заговорить первым все же он счел невежливым, но очень рад, что юноша подошел сам. Дальше началось непонятное. Торговец без тени сомнения принялся расспрашивать, как дела у отца, почему о нем столько лет ни слуху ни духу, и наконец, когда Феро сумел вставить хоть слово, и сказать, что нет у него никакого отца и никакого не было - то собеседник его, без преувеличения, молча разинул рот. После чего поспешно постарался завершить разговор, и исчезнуть, но Феро все-таки разузнал имя человека, на которого он был настолько похож, что был принят за его сына.
Эстебан Алонсо Арройо ди Алмейда.
Ему это имя ничего не говорило, а вот те, к кому он стал подсаживаться в трактирах или осторожно выспрашивать у своих же старших коллег,  иногда припоминали кое-что интересное. А именно, что клан Арройо был в свое время значительной фигурой на той арене, на которой постоянно меряются силами влиятельные семьи Ароальдо, но мало-помалу утратил влияние, ввязался в свары и стал редеть, пока, наконец, полностью не вымер. Последним представителем, как говорили, был старый Сальвадор Кармело Арройо Гомес, скончавшийся лет пять назад, перехоронив одного за другим всех своих потомков. А младший сын его, Эстебан Алонсо, скончался четырнадцать с гаком лет тому назад, сгорел вместе с молодой женой, аккурат в праздник Полло дель Фуэга. Поговаривали, что это дело рук некоего Эухенио, из клана Понсе, но старый Арройо был к тому времени слишком слаб, чтобы взыскивать плату за кровь.

Это и был поворотный момент, с которого, подспудная мечта вырваться из цепей Церкви и Стражей стала уже не мечтой а необходимостью.   Не то, чтобы Феро сокрушался по поводу трагической гибели своей возможной семьи, все-таки чего человек не имеет, по тому не горюет. И не питал особенных иллюзий, прекрасно понимая, что если покойный дон Эстебан и был его отцом, раз имеется столь несомненное сходство, то уж во всяком случае, его он заделал явно не в законном браке, потому что тогда бы он сгорел вместе с родителем, а не посапывал в корзине под дверями приюта. Так что наверняка где-то имелась еще и мать, если еще жива, но искать ее он не имел ни малейшего желания. А вот за смерть отца надо было отомстить, еще не родился на свет тот кали, который способен забыть о вендетте, даже если в жизни своей не видел того, за кого почитает долгом отомстить.
И более того, истинная месть, это отомстить, оставшись при этом в живых.  А вот это было довольно сомнительно. Потому что, хотя в Кальенте обычно смотрели на такие дела сквозь пальцы, принимая древний обычай как данность, но главное препятствие состояло в том, что дом Понсе приходился родней Старшему Стражу Ароальдо. И навряд ли тот отнесется философски к убийству своего родича, а заодно и к тому факту, что убийцей является Страж. Публичная казнь ему не грозила. Участь Стражей-отступников,, тех, кто преступил обеты, или опорочил имя церкви и стражей  - была окутана молчанием, более страшным чем любые слухи, потому что за ним таились мрачные стены Торре-дель-Труэно, откуда никто не возвращался, ни живым, ни мертвым.

Совершив вендетту, и оставшись в городе он неизбежно погибнет. Если попытается сбежать и его поймают - тоже погибнет. Единственным местом, откуда Стражи не достали бы беглеца и убийцу была лишь могила, и Феро решил “умереть”.
И сразу взошло солнце, и засияла жизнь. Ведь если его будут считать мертвым - то не будут искать. И он будет… свободен! 
Ошеломляющее счастье этой идеи опьяняло. Кроме того, других вариантов у него попросту не оставалось. Да, если прознают, что он их провел, то воздаяние будет страшным, но прознают или нет это еще бабушка надвое сказала, мир велик, а вот если остаться здесь…
Все было решено, и Феро готовился почти полгода, вызнавая про пресловутого Эухенио  путем подслушивания, осторожных расспросов и наблюдений. Выяснил,, что некогда тот и правда крепко враждовал с Арройо, и не раз грозился их прикончить, а как-то раз по пьяни хвастался, что “Эстебан визжал как поросенок, когда начал жариться”. 
Подготовил и свое бегство, тщательно взвесил и обдумал разные варианты собственной “смерти”, чтобы она была достаточно достоверна, чтобы в нее без сомнений поверили даже без наличия трупа, и при этом предусматривала бы возможность спасения. Подсунуть вместо себя какой-нибудь другой труп, даже обезображенный до неузнаваемости - было невозможно. Кольцо, знак сертифицированного мага, было сокровищем, ценность которого он уже понимал, и даже если пожертвовать им, и надеть на пресловутый труп - Стражи сразу поймут, что покойник - не его хозяин, любой арр оказавшийся поблизости почувствует, как “кричит”, кольцо, находясь не на руке хозяина. А что может скрыть тело? Огонь? Тогда где гарантия, что выберешься? Море?
Феро вспомнил, как в приюте один из мальчишек рассказывал, что у его  покойного отца промышлявшего контрабандой  ашских благовоний и пряностей было какие-то убежище в двух милях от деревни. Так это или нет, и где оно находится  - спросить было не у кого. Контрабандиста и его подельников давно перевешали, вследствие чего, тот мальчишка и попал в приют, сам он, так сокрушался о том, что возможно в этом убежище остались какие-нибудь сокровища, его наследство, а он и не знает,  где оно лежит, тоже не имел понятия где его искать.  Не без труда изобретя подходящий повод, юноша отправился в ту рыбацкую деревню,  методично исходил всю округу, в радиусе трех миль, облазил все скалы, рассмотрел всевозможные выступы и впадинки, не позволяя себе отчаиваться, и твердя, как заклинание что ищущий - находит.  Наконец сообразил, что контрабандист скорее предпочел бы убежище в которое можно легко попасть с моря и невозможно - с суши, а значит поиски на берегу бесполезны. И если это убежище до сих пор не обнаружено, то вход в него хорошо замаскирован. А что может лучше всего замаскировать убежище со стороны моря, чем само море?  Убедившись, таким образом, что искать стоит лишь во время отлива, он взялся за дело, но за две недели ничего не нашел, почти отчаялся, когда, сидя на крутом берегу, и бездумно наблюдая за чайками, случайно обратил внимание на то, что одна из них, покружив над водой, уселась на что-то почти у самого основания отвесной скалы, отграничивающей маленький заливчик почти точно напротив того места, где он сидел.
Рассеянно мелькнувшая мысль о том, что вот же, птичка умеет зацепиться за вроде бы на вид совершенно гладкий камень, неожиданно заставила его насторожиться, всмотреться, до боли в глазах, и, когда чайка сорвалась в полет, в свете заходящего солнца, он там, у воды что-то тускло блеснуло. Это могло было быть что угодно, и лишь от полной безысходности Феро отправился на это место с рассвета, цепляясь даже за призрачный шанс.  И лежа на животе, на краю скалы, приставив к глазу прозрачный, граненый кристалл, наконец увидел то, чего там не должно было быть - железное кольцо, вбитое гладкий камень, всего в паре-тройке футов от воды, в момент отлива. И вбитое явно не в какие-то стародревние времена, потому что еще не успело заржаветь.  Кто и зачем мог вколотить его туда, так низко над водой, да еще в месте к которому при всем желании не подобраться с берега?
Словно в каком-то озарении, юноша предположил, что к этому кольцу контрабандисты привязывали свою лодку, и, очертя голову прыгнул вниз, прежде чем успел сообразить, чем чреват прыжок с такой высоты, да еще в холодную, по месяцу Торговца, воду. Удача иногда благоприятствует отчаянию, и увлеченный инерцией падения в глубину, он сразу почувствовал какое-то узкое, но сильное течение, которое отталкивало его от скалы. И после недолгих поисков, наконец обнаружил то, что искал - расщелину, под уровнем моря, проплыв по которой он оказался в гроте, скрытом в толще скалы.  Он ощупывал гладкие, вышливованные морем стены, и на высоте куда едва-едва доставал кончиками пальцев, поднявшись на цыпочки, нащупал сухой, шершавый, не отшлифованный камень. Это означало, что во время прилива пещера заполняется водой, но не совсем доверху.  В следующие дни, нырнув еще несколько раз, он перетащил в пещеру несколько наглухо закупоренных фляг воды, флягу с сухарями и  узелок с одеждой, куда сунул мешочек монет, два ножа, и несколько склянок с приготовленными им самим лекарствами, хорошенько закрепив все это в гроте,  после чего, ценой поистине титанических усилий выдернул-таки из скалы и утопил железное кольцо, выдавшее ему вход в грот, на случай, если будут искать тело. Хотя навряд ли хоть кого-то, не знавшего об истории контрабандиста, повешенного почти пятнадцать лет назад, его существование навело бы на какие-то мысли. А потом вернулся к своим обязанностям и стал поджидать удачного случая, гадая, хватит ли ему мужества на побег и прыжок, если шанс подвернется  зимой.
Шанс подвернулся, спустя пять месяцев, в конце месяца Дозорного. Один из Стражей, отправляясь в Нерео по дороге, проложенной как раз вдоль этого самого берега, прихватил с собой двоих молодых помощников. А дальше, все получилось как будто само собой, так быстро, что юноша, впоследствии сам удивлялся собственному хладнокровию, тогда как на деле он попросту был впервые в жизни так сосредоточен на результате, что не думал ни о чем ином, не допуская даже мысленно возможность провала.
В определенный момент на дороге он, поглаживая лошадь, незаметно вонзил булавку ей в шею, весь подобравшись, чтобы чтобы удержаться на ней.. Несчастное животное заржало, взбрыкнуло, заплясало, а потом стремглав помчалось прочь. Позади раздались возгласы, Феро отчаянно вскрикнул, и сжался, точно пытаясь удержаться на понесшей лошади, между тем, прекрасно направляя ее бег, и время от времени втыкая булавку снова, чтобы не дать себя догнать.
А дальше не было ничего, кроме свиста в ушах, сердца, колотившегося где-то в горле, стремительно приближавшегося края обрыва,  и отсчета времени, до той секунды, когда надо будет выпорстать ноги из стремян и рвануть повод. Лошадь бешеным галопом промчалась вдоль кромки обрыва, в какой-то момент заржала, вздыбилась, и всадник, вылетевший из седла с коротким воплем, рухнул вниз, с более чем сорокафутовой высоты.
Что было дальше - Феро не знал. Уже одно то, что для достоверности он позволил себя сбросить с такой высоты, а не нырнул сам, не гарантировало того, что он попросту не разобьется при неудачном падении. Но ему повезло, он камнем ушел в воду, хоть не сразу, но нащупал вход, и чуть ли не на последнем издыхании добрался до спасительного убежища.
Стражи с помощником, помчавшиеся следом за понесшей лошадью, видели это падение своими глазами. И еще долго смотрели сверху, в надежде, что Ортега всплывет.
Прошла минута, другая, поверхность уже по-осеннему темного моря разгладилась. Двое мужчин наверху молча сняли шапки.
К чести стражей, следует сказать, что они предприняли поистине героические усилия, чтобы отыскать тело, но ничего не нашли. Течение в этом месте убедило в бесперспективности поисков, и имя Альваро Фернандо Ортега было внесено в длинный список погибших Стражей.

Феро отсиживался в своем убежище три дня, экономно расходуя воду, и благодаря море и скалы за то, что они укрыли его от магов, ведущих поиски, и почувствовавших бы рядом живой Дар беглеца, не будь этой непроницаемой преграды. Всплывал к потолку с приливом, опускался с отливом, почти не спал, чтобы не утонуть, ничего не ел, переохладился от холодной воды, и только то, что сам был целителем - спасло от воспаления легких и смерти. Убедившись, что его больше не ищут, он едва шевелясь от холода и жара, кое-как выбрался, добрался до заброшенного, перевернутого килем кверху остова давным-давно разбитого судна, и отлеживался там еще несколько дней, пока не оправился.

Он вернулся в Ароальдо спустя месяц после своей "трагической гибели". С отросшей бородой, отощавший, намеренно сутулившийся, с грязными, сосульками свалявшихся волос, он был неузнаваем, и хорошо знал места и часы патрулирования, чтобы не попасться своим же коллегам. Отыскал Эухенио, принялся за ним следить, и в ту же ночь, прикончил, метнув нож ему в горло, когда он, пошатываясь, брел домой из трактира.

Из Ароальдо, разумеется, пришлось сделать ноги, причем сделать быстро. Что будет, если  он, “покойник”, наткнется на кого-то из своих - догадаться было нетрудно, да и клан Понсе будет искать убийцу.  Так что юноша не стал задерживаться. Несколько дней пути до Пелайо, он с удивлением думал лишь об одном - как оказывается просто - убивать. Ведь бросая нож он не ощущал ничего особенного, ни страха, ни волнения, ни угрызений совести, словно бы это была игра, и он вновь целился из игрушечного лука в каменного голубя. Ему, недавнему мальчишке,  еще до конца и не верилось, что все происходит по -настоящему. Но все произошло, он дезертировал из рядов Стражей, инсценировав собмственную гибель, а потом - мелькнуло серебристое лезвие и рыхлый, лысеющий, закутанный в нелепый желтый плащ Эухенио, захлебываясь кровью и суча ногами, распростерся на земле.
Более всего юношу поразил даже не этот душераздирающе клокочущий звук, а то ощущение, в которое он до сих пор не мог поверить. Одно движение. Одно движение, и нет человека.
Так легко.
Было отчего-то досадно за эту легкость, как бывает досадно, когда готовишься к серьезной драке а противник сдается, едва ступив в круг.
Эту досаду он ощущал с тех пор множество раз.
Потом привык.
Из Пелайо он не задерживаясь, отправился дальше. Для Кальенте он был мертв, и было немного грустно оставлять свою солнечную, шумную, бестолковую, азартную, пропахшую вином и пряностями, ароматом жарких ночей и шумом моря родину, но перед ним расстилался весь огромный мир, и наконец-то, с такими препонами обретенная свобода. Так что он не жалел ни о чем, и покидая родные края легкомысленно присвоил себе в качестве трофея и наследства родовую фамилию Арройо, на которую теперь, полагал, имеет все права. Впрочем присовокупил ее к полученной в приюте и уже привычной Ортега - в качестве второй,  материнской, которую собственно и произносить-то за пределами Кальенте не приходится.

С тех пор, в течение многих лет он странствовал по свету. Нанимался охранником, сопровождал караваны, бывал в наемничьих отрядах, с которыми участвовал и в мелких стычках и более ли менее похожих на настоящие сражениях, побывал и в Хамаре, пережил там несколько любопытных приключений, и лишь чудом сумел унести оттуда ноги, в Этении, Мидланде, старательно обошел стороной Алоссе и отправился дальше, на север. Хорошему стрелку всегда находилось место, а если и нет - то неплохо кормился "подножным кормом", помаленьку браконьерствуя в лесах Унартварда, а временами - зарабатывал на ярмарках и народных гуляниях, исполняя свой коронный трюк - с завязанными глазами броском ножа срезать бубенчик, привязанный к лапке выпущенного в небо голубя.
Много лет, много похождений и дорог, много приключений, интересных и не очень, опасных и смешных.  Были и женщины, много женщин, и случайных, на час-другой, чьих имен даже не запоминал, и тех, которых  помнят до могилы.  Трактиры и бордели, дремучие леса и заснеженный большак, драки и походы, и многое, многое другое, что есть  жизнь.

Когда, летом 1368 года ноги привели его на турнир, о котором уже несколько месяцев как шла молва по всем обитаемым землям, Феро рассчитывал найти здесь нанимателя. В общем так оно и вышло, хоть о ТАКОМ нанимателе, ему бы даже в бреду не мечталось.
Состязания лучников были единственной дисциплиной, к которой во все века допускали всех желающих, вне зависимости от сословия. Хотя бы потому, что мало находится желающих среди благородных носить простонародное оружие, вместо положенного им привилегиями длинного меча.
Состязание Ортега, к собственному удивлению, выиграл. А потом появился, в сопровождении внушительной охраны, человек, при виде которого окружающие застывали, как примороженные, а потом начинали усиленно кланяться.
Этим человеком оказался никто иной, как Его Королевское Величество, Милостью Создателя, Гэлл Каллахан, король Аэтадда.
Дальше все пошло как в сказке. Король, заявил, что заинтригован, и желает подвергнуть умения неизвестного лучника еще одной проверке. Потом еще одной. После третьей король молчал так долго, что Феро уже гадал, уж не совершил ли он чего криминального. А вдруг в Аэтадде простолюдинам не положено быть хорошими стрелками? И не убьют ли его прямо сейчас, в целях профилактики? Но король огорошил его, предложив место наставника лучников в королевской армии.
На этом закончилась жизнь перекати-поля. Впрочем, к  двадцати семи годам, Ортега уже изрядно наглотался дорожной пыли, набрался впечатлений и приключений, был вовсе не против вновь опробовать оседлую жизнь.

Служба, против ожидания, ему даже понравилась, хотя изначально он и опасался, что ему будет не хватать вольного ветра. Армия была огромна, лагерей, множество, и сидеть на одном месте ему приходилось весьма недолго.
На следующий год, по распоряжению короля, Ортега вернулся в столицу, и началась самая почетная изо всех обязанностей, которые ему когда-либо доверяли - обучать стрельбе из лука наследного принца Айдана, которому было в то время тринадцать лет. Мальчик посещал академию, казалось бы, не нуждался в дополнительных занятиях, однако, его величество находил, что преподавание некоторых дисциплин находится все же не на такой высоте, какой он желал бы для своего преемника.
Эти несколько лет были в жизни Ортега счастливыми и насыщенными. Ему понравились дети, понравилось возиться с ними, и не только в рамках одних лишь уроков. Зачастую, он позволял им попросту бездельничать, играть и баловаться, памятуя о тяжелых веригах этих  "дворцовых мучеников", которым недоступны простые мальчишеские радости. Любил расспрашивать, и рассказывать сам, и в конце концов прикипел к обоим. Спустя пару лет и маленький Элиан подрос настолько, что вслед за братом стал тянуться к луку, и Ортега смастерил для него маленький лук, тогда как Айдан вытянулся так, что ему пришлось вновь сменить лук, по руке и росту.
Случалось, он устраивал для них не только игры, но и настоящие маленькие приключения, некоторые из которых, прознай про них король, при всей их невинности, стоили бы ему головы. Чего стоил один только поход в кабак, или на городскую ярмарку, или в палатку предсказателя, и другие похождения.
Однако, вскоре это все прекратилось. По мере того, как формировался характер Айдана, король все больше ощущал недовольство, и в конце концов пересмотрел свое прежнее мнение, решив, что общество прямолинейного вольнодумца, сквернослова и забияки - не на пользу его сыну, который и так, по мнению августейшего родителя, рос слишком уж правдолюбивым, и даже позволял себе временами спорить с королем!
Общение с принцами сократилось до минимума - все же младший, Элиан, должен был учиться стрельбе, но прежним вольным временам настал конец. А вскоре грянул гром.

О том, что случилось, Феро узнал лишь постфактум, спустя почти неделю после исчезновения принца, когда вернулся из армейского лагеря. Вызнав окольными путями от слуг все что только смог, он не постеснялся явиться к королю, и в заявить ему, напрямик,  что его величество свалял большого дурака.
Пришел в себя уже в подземелье, в компании двух крыс и мешка соломы.

В темнице существовало лишь одно время суток - подземное. И Ортега не знал, сколько прошло времени, когда за ним, наконец, пришли. Но вполне достаточно, потому что вполне осознавая, что ожидать его теперь может только виселица, он даже успел слегка подустать от ожидания.
Однако, против его ожиданий, после коридора, крытой повозки и тряской езды, его ожидала вовсе не площадь с виселицей или колесом, а еще одна повозка, уже за городом. Потом еще одна. Так, меняя лошадей, повозки и конвойных он добрался до маленького замка в лесу, где его встретили и огорошили выбором.
Оказалось, что помощь пришла с самой неожиданной стороны.
На следующий же день после его ареста, к королю явился Первый Страж, ходатайствовать за ослушника. Стражи Аэтадда, чьей обязанностью было отслеживать магов, безусловно знали о том, что Ортега - имеет Дар. Кольцо, которое он не снимал, свидетельствующее о том, что он, как и все законопослушные маги, зарегистрирован и прошел обучение - служило ему железным алиби,  а то, сертифицированный целитель предпочитает судьбу наемника и воина - так то дело его личного выбора, хотя было довольно непривычно.
Но теперь, когда ему грозила виселица, Стражи вмешались. Не так уж много в мире рождается целителей, намного меньше, чем боевых магов, и таким даром не принято разбрасываться. А уж коль скоро вышло так, маг -целитель к тому же еще и опытный воин и охотник, то было целесообразно ходатайствовать о выкупе его, для зачисления в свои ряды.
Король, поначалу даже не поверивший словам Первого Стража, хоть и пребывал в мрачнейшем расположении духа,  но все же оценил юмор природы, совместившей несовместимое, экспансивного кали, скандалиста, забияку и бузотера со сложившимся клише целителя - тихим, умиротворенным человеком, исцеляющего наложением рук, и в тишине составляющем таинственные колдовские зелья, наделенные чудесной силой.
Ортега- целитель? Смех, да и только.
Монарх согласился, выставив условием, чтобы более даже ноги дерзкого кали не было ни в его, короля Гэлла, столице, ни в его дворце.

Так, спираль жизни, пройдя полный круг, вышла на новый виток, но в том же месте.
Как двадцать два года назад, оказался он перед приемным советом Стражей,  и как двадцать два года назад, был зачислен на обучение.  Впору было бы рассмеяться такой иронии. Или задуматься о существовании судьбы и предназначения.
Впрочем, сейчас, прожив яркую, насыщенную молодость, и надышавшись вволю, он уже не восставал внутренне, против жребия, который судьба выбросила ему второй раз. Хотя понимал, что произнося слова поступающего в Ученики, тем самым вступает на лезвие ножа. Кальенте далеко от Аэтадда, да и он сильно изменился внешне, поэтому до сих пор он не слишком беспокоился, что Стражи Кальенте прознают, что он жив. Теперь же, вступив в ту же организацию, хоть и в другой стране, каждый день мог стать раскрытием его тайны, ведь имея кольцо мага он не мог даже сменить имя.  Но риск - это всегда соль жизни. 
Обучение не было таким изматывающим, как в детстве. Хотя, разумеется, необходимость снова вернуться к пробиркам и ретортам, и вспоминать полузабытые премудрости, которые терпеть не мог - была совсем не в радость. Дар проснулся легко, словно и не засыпал, и пользоваться им получалось безотчетно, а вот лаборатория вновь вызывала желание рычать и кусаться.  Впрочем, по счастью, продолжалось это не так долго, как в первый раз. Все же он был уже взрослым, состоявшимся человеком, опытым воином и сертифицированным магом. Обучение его сосредоточилось лишь на особенностях работы Стражей, на работе с артефактами и источниками, и оставалось лишь не выдать какой-нибудь случайностью, что большая часть всего этого ему уже знакома.
Потом снова были обеты. Трудно было удержаться от улыбки, приося их, и вспоминая ту бурю которая владела им, когда он делал это впервые, и то упоение с которым все эти годы их нарушал.  Помощник стража, Младший страж, и вот он, статус.
Браслет арра запаянный на запястье, мерзкий ошейник “Очистителя” в специальном чехле. Альваро Фернандо Ортега Арройо - Страж Аэтадда. Ну кто бы мог подумать? У судьбы, как и у природы, тоже оказалось чувство юмора.
Потянулась жизнь, наполненная новыми делами и целями. Памятуя условие короля, Ортега более не возвращался в Арантум, благо работы в провинциях находилось более чем достаточно. Потом король умер. Ортега узнал об этом далеко не сразу. А потом было распоряжение ехать на север.  Зачем, почему, и что там ждет? Кто знает...

Игрок
3. Обязательная информация:
3.1. Связь: есть у администрации.
3.2. Планы на игру: сюжетные в приоритете.
3.3. Мастеринг: приветствуется
3.4. Каким образом нас нашли: добрые люди подсказали.
4. Пробный пост
+

Отредактировано Альваро Ортега (2017-08-12 15:34:27)